Неточные совпадения
Правдин. Лишь только из-за стола встали, и я, подошед к
окну, увидел вашу
карету, то, не сказав никому, выбежал к вам навстречу обнять вас от всего сердца. Мое к вам душевное почтение…
— Это было рано-рано утром. Вы, верно, только проснулись. Maman ваша спала в своем уголке. Чудное утро было. Я иду и думаю: кто это четверней в
карете? Славная четверка с бубенчиками, и на мгновенье вы мелькнули, и вижу я в
окно — вы сидите вот так и обеими руками держите завязки чепчика и о чем-то ужасно задумались, — говорил он улыбаясь. — Как бы я желал знать, о чем вы тогда думали. О важном?
— Пошел, пошел! — сказал он кучеру, высунувшись в
окно, и, достав из кармана трехрублевую бумажку, сунул ее оглянувшемуся кучеру. Рука извозчика ощупала что-то у фонаря, послышался свист кнута, и
карета быстро покатилась по ровному шоссе.
Проходя по гостиной, она услыхала, что у подъезда остановился экипаж, и, выглянув в
окно, увидала
карету, из которой высовывалась молодая девушка в лиловой шляпке, что-то приказывая звонившему лакею.
Вронский видел, как он, не оглядываясь, сел в
карету, принял в
окно плед и бинокль и скрылся.
«Для Бетси еще рано», подумала она и, взглянув в
окно, увидела
карету и высовывающуюся из нее черную шляпу и столь знакомые ей уши Алексея Александровича. «Вот некстати; неужели ночевать?» подумала она, и ей так показалось ужасно и страшно всё, что могло от этого выйти, что она, ни минуты не задумываясь, с веселым и сияющим лицом вышла к ним навстречу и, чувствуя в себе присутствие уже знакомого ей духа лжи и обмана, тотчас же отдалась этому духу и начала говорить, сама не зная, что скажет.
Он держался одною рукой за
окно остановившейся на углу
кареты, из которой высовывались женская голова в бархатной шляпе и две детские головки, и улыбался и манил рукой зятя.
В
карете дремала в углу старушка, а у
окна, видимо только что проснувшись, сидела молодая девушка, держась обеими руками за ленточки белого чепчика. Светлая и задумчивая, вся исполненная изящной и сложной внутренней, чуждой Левину жизни, она смотрела через него на зарю восхода.
Наконец они приехали. Я сидел у
окна, когда услышал стук их
кареты: у меня сердце вздрогнуло… Что же это такое? Неужто я влюблен? Я так глупо создан, что этого можно от меня ожидать.
В то самое время, когда Чичиков в персидском новом халате из золотистой термаламы, развалясь на диване, торговался с заезжим контрабандистом-купцом жидовского происхождения и немецкого выговора, и перед ними уже лежали купленная штука первейшего голландского полотна на рубашки и две бумажные коробки с отличнейшим мылом первостатейнейшего свойства (это было мыло то именно, которое он некогда приобретал на радзивилловской таможне; оно имело действительно свойство сообщать нежность и белизну щекам изумительную), — в то время, когда он, как знаток, покупал эти необходимые для воспитанного человека продукты, раздался гром подъехавшей
кареты, отозвавшийся легким дрожаньем комнатных
окон и стен, и вошел его превосходительство Алексей Иванович Леницын.
У нас теперь не то в предмете:
Мы лучше поспешим на бал,
Куда стремглав в ямской
каретеУж мой Онегин поскакал.
Перед померкшими домами
Вдоль сонной улицы рядами
Двойные фонари
каретВеселый изливают свет
И радуги на снег наводят;
Усеян плошками кругом,
Блестит великолепный дом;
По цельным
окнам тени ходят,
Мелькают профили голов
И дам и модных чудаков.
Из мрака, который сперва скрывал все предметы в
окне, показывались понемногу: напротив — давно знакомая лавочка, с фонарем, наискось — большой дом с двумя внизу освещенными
окнами, посредине улицы — какой-нибудь ванька с двумя седоками или пустая коляска, шагом возвращающаяся домой; но вот к крыльцу подъехала
карета, и я, в полной уверенности, что это Ивины, которые обещались приехать рано, бегу встречать их в переднюю.
Клим постоял, затем снова сел, думая: да, вероятно, Лидия, а может быть, и Макаров знают другую любовь, эта любовь вызывает у матери, у Варавки, видимо, очень ревнивые и завистливые чувства. Ни тот, ни другая даже не посетили больного. Варавка вызвал
карету «Красного Креста», и, когда санитары, похожие на поваров, несли Макарова по двору, Варавка стоял у
окна, держа себя за бороду. Он не позволил Лидии проводить больного, а мать, кажется, нарочно ушла из дома.
Ольга усмехнулась, то есть у ней усмехнулись только губы, а не сердце: на сердце была горечь. Она начала глядеть в
окно, прищуря немного один глаз и следя за каждой проезжавшей
каретой.
Были они до безобразия низки, но, что глупее всего,
окна, двери, мебель — все, все было обвешано или убрано ситцем, прекрасным французским ситцем, и отделано фестончиками; но от этого комната казалась еще вдвое темнее и походила на внутренность дорожной
кареты.
Я вертел в руках обе сигары с крайнею недоверчивостью: «Сделаны вчера, сегодня, — говорил я, — нашел чем угостить!» — и готов был бросить за
окно, но из учтивости спрятал в карман, с намерением бросить, лишь только сяду в
карету.
Ночью даже приснился ей сон такого рода, что сидит она под
окном и видит: по улице едет
карета, самая отличная, и останавливается эта
карета, и выходит из
кареты пышная дама, и мужчина с дамой, и входят они к ней в комнату, и дама говорит: посмотрите, мамаша, как меня муж наряжает! и дама эта — Верочка.
Много глаз смотрели, как дивный феномен остановился у запертых ворот одноэтажного деревянного домика в 7
окон, как из удивительной
кареты явился новый, еще удивительнейший феномен, великолепная дама с блестящим офицером, важное достоинство которого не подлежало сомнению.
В
окно был виден ряд
карет; эти еще не подъехали, вот двинулась одна, и за ней вторая, третья, опять остановка, и мне представилось, как Гарибальди, с раненой рукой, усталый, печальный, сидит, у него по лицу идет туча, этого никто не замечает и все плывут кринолины и все идут right honourable'и — седые, плешивые, скулы, жирафы…
Когда мы ехали домой, весть о таинственном браке разнеслась по городу, дамы ждали на балконах,
окна были открыты, я опустил стекла в
карете и несколько досадовал, что сумерки мешали мне показать «молодую».
«Так вот ты какая!» — Сергей говорил,
Лицо его весело было…
Он вынул платок, на
окно положил,
И рядом я свой положила,
Потом, расставаясь, Сергеев платок
Взяла я — мой мужу остался…
Нам после годичной разлуки часок
Свиданья короток казался,
Но что ж было делать! Наш срок миновал —
Пришлось бы другим дожидаться…
В
карету меня посадил генерал,
Счастливо желал оставаться…
Я отвечал на их поклоны множеством поклонов, хотя
карета тронулась уже с места, и, высунувшись из
окна, кричал: «Прощайте, прощайте!» Отец и мать улыбались, глядя на меня, а я, весь в движении и волнении, принялся расспрашивать: отчего эти люди знают, как нас зовут?
Отец все еще не возвращался, и мать хотела уже послать за ним, но только что мы улеглись в
карете, как подошел отец к
окну и тихо сказал: «Вы еще не спите?» Мать попеняла ему, что он так долго не возвращался.
Вдруг мы пришли в большую улицу; тут перед одним домом останавливались
кареты и много выходило народу, а в
окнах везде был свет, и слышна была музыка.
Пустившись на этакое решение, чтобы подслушивать, я этим не удовольнился, а захотел и глазком что можно увидеть и всего этого достиг: стал тихонечко ногами на табуретку и сейчас вверху дверей в пазу щелочку присмотрел и жадным оком приник к ней. Вижу, князь сидит па диване, а барыня стоит у
окна и, верно, смотрит, как ее дитя в
карету сажают.
Часто среди дня он прямо из присутственных мест проезжал на квартиру к Настеньке, где, как все видели, экипаж его стоял у ворот до поздней ночи; видели потом, как Настенька иногда проезжала к нему в его
карете с неподнятыми даже
окнами, и, наконец, он дошел до того, что однажды во время многолюдного гулянья на бульваре проехал с ней мимо в открытом фаэтоне.
Одним утром, не зная, что с собой делать, он лежал в своем нумере, опершись грудью на
окно, и с каким-то тупым и бессмысленным любопытством глядел на улицу, на которой происходили обыкновенные сцены: дворник противоположного дома, в ситцевой рубахе и в вязаной фуфайке, лениво мел мостовую; из квартиры с красными занавесками, в нижнем этаже, выскочила, с кофейником в руках, растрепанная девка и пробежала в ближайший трактир за водой; прошли потом похороны с факельщиками, с попами впереди и с
каретами назади, в которых мелькали черные чепцы и белые плерезы.
Утро было прелестное. Улицы Франкфурта, едва начинавшие оживляться, казались такими чистыми и уютными;
окна домов блестели переливчато, как фольга; а лишь только
карета выехала за заставу — сверху, с голубого, еще не яркого неба, так и посыпались голосистые раскаты жаворонков. Вдруг на повороте шоссе из-за высокого тополя показалась знакомая фигура, ступила несколько шагов и остановилась. Санин пригляделся… Боже мой! Эмиль!
В городе была полная паника, люди боялись говорить друг с другом, ставни всех
окон на улицу были закрыты. По пустынным улицам ходили отряды солдат и тихо проезжали под конвоем
кареты с завешенными
окнами.
На другой день ранним утром Катрин уехала в губернский город; Тулузов тоже поехал вместе с нею в качестве оборонителя на тот случай, ежели Ченцов вздумает преследовать ее; едучи в одном экипаже с госпожою своей, Тулузов всю дорогу то заботливо поднимал
окно у
кареты, если из того чувствовался хотя малейший ветерок, то поправлял подушки под раненым плечом Катрин, причем она ласково взглядывала на него и произносила: «merci, Тулузов, merci!».
Дорога от дома жениха в церковь лежала мимо самых
окон гостиной, и Софья Николавна видела, как он проехал туда в английской мурзахановской
карете на четверке славных доморощенных лошадей; она даже улыбнулась и ласково кивнула головой Алексею Степанычу, который, высунувшись из
кареты, глядел в растворенные
окна дома.
В первые минуты Софье Николавне было жаль свекра, грустно, что она рассталась с ним: образ старика, полюбившего ее, огорченного теперь разлукою с невесткой, так и стоял перед нею; но скоро мерное покачиванье
кареты и мелькающие в
окна поля, небольшие перелески, горный хребет, подле которого шла дорога, произвели свое успокоительное действие, и Софья Николавна почувствовала живую радость, что уехала из Багрова.
В одном из
окон Шевалье из-под затворенной ставни противозаконно светится огонь. У подъезда стоят
карета, сани и извозчики, стеснившись задками. Почтовая тройка стоит тут же. Дворник, закутавшись и сжавшись, точно прячется за угол дома.
Я с Максимом Ивановичем обедал у полицеймейстера, и, как теперь помню, за пудином услышали мы колокольчик; Максим Иваныч, — знаете его слабость, — не вытерпел: «Матушка, говорит, Вера Васильевна, простите», подбежал к
окну и вдруг закричал: «
Карета шестерней, да какая
карета!» Я к
окну: точно,
карета шестерней, отличнейшая, — Иохима, должно быть, работа, ей-богу.
Мы должны из мира
карет мордоре-фонсе перейти в мир, где заботятся о завтрашнем обеде, из Москвы переехать в дальний губернский город, да и в нем не останавливаться на единственной мощеной улице, по которой иногда можно ездить и на которой живет аристократия, а удалиться в один из немощеных переулков, по которым почти никогда нельзя ни ходить, ни ездить, и там отыскать почерневший, перекосившийся домик о трех
окнах — домик уездного лекаря Круциферского, скромно стоящий между почерневшими и перекосившимися своими товарищами.
Всенощная отошла, показался народ. Лаптев с напряжением всматривался в темные фигуры. Уже провезли архиерея в
карете, уже перестали звонить, и на колокольне один за другим погасли красные и зеленые огни — это была иллюминация по случаю храмового празд — ника, — а народ все шел не торопясь, разговаривая, останавливаясь под
окнами. Но вот, наконец, Лаптев услышал знакомый голос, сердце его сильно забилось, и оттого, что Юлия Сергеевна была не одна, а с какими-то двумя дамами, им овладело отчаяние.
Муров. Довольно, Люба, довольно! (Взглянув в
окно.) Что это? Кто-то подъехал в
карете.
Отрадина (взглянув в
окно). Шелавина, это ее
карета.
Скромнейшим образом возился он с листочками да корешочками, и никому решительно не была известна мера его обширных знаний естественных наук; но когда Орсини бросил свои бомбы под
карету Наполеона III, а во всех кружках затолковали об этих ужасных бомбах и недоумевали, что это за состав был в этих бомбах, Кирилл Александрович один раз вызвал потихоньку в сад свою сестру, стал с ней под
окном каменного грота, показал крошечную, черненькую грушку, величиною в маленький женский наперсток и, загнув руку, бросил этот шарик на пол грота.
Извозчику велели ехать тихо, чтобы не трясло больную.
Карета тронулась, девушки еще раз крикнули: «Прощайте!»—а Даша, высунувшись из
окна, еще раз перекрестила в воздухе девочек, и экипаж завернул за угол.
Князь на это ничего не ответил и, сев в
карету, велел себя везти на Кузнецкий мост. Здесь он вышел из экипажа и пошел пешком. Владевшие им в настоящую минуту мысли заметно были не совсем спокойного свойства, так что он горел даже весь в лице. Проходя мимо одного оружейного магазина и случайно взглянув в его
окна, князь вдруг приостановился, подумал с минуту и затем вошел в магазин.
Васильков (берет пистолет и кладет в карман). Друг мой, что это? (Подбегает к
окну.)
Карета! Они уезжают! (Совершенно убитый.) Вези мой труп, куда хочешь, пока он не ляжет где-нибудь под кустом за заставой. (Уходит.)
Офицер высунулся в
окно и, продолжая извиняться, сказал его превосходительству, что должно непременно подвинуть назад его
карету.
Наконец,
карета пролетела три версты, и кучер Сафрон осадил своих коней у подъезда длинного одноэтажного деревянного строения, довольно ветхого и почерневшего от времени, с длинным рядом
окон и обставленного со всех сторон старыми липами.
Из среды этого хаоса колес и козел возвышалось подобие
кареты с комнатным
окном, перекрещенным толстым переплетом.
Прочтя строчки две, он встал, посмотрелся в зеркало, оправился и сгладился; потом подошел к
окну и поглядел, тут ли его
карета… потом опять сел на место и взял газету.
Дескать, будьте в
карете вот в таком-то часу перед
окнами и романс чувствительный по-испански пропойте; жду вас, и знаю, что любите, и убежим с вами вместе и будем жить в хижине.
Он уже стал было заносить свою ногу на подножку
кареты, как вдруг обернулся и посмотрел на
окна Крестьяна Ивановича.
В это время на дворе раздался шум подъехавшего экипажа. Мановский взглянул в
окно: к крыльцу подъезжала запряженная четверней
карета.
К<няжна> Софья (тихо Наташе). Я сию минуту, выходя из
кареты, видела Арбенина; он ехал мимо вашего дома и так пристально глядел в
окна, что, если б сам император проехал мимо его с другой стороны, так он бы не обернулся. (Улыбается.) Будет он здесь?